Мы не будем жить вечно с изношенным сердцем...
Смех. Я слышу детский смех? Наверное, так смеется девочка. Совсем юная. Мне даже кажется, что я узнаю этот смех из тысячи других. Словно теплое воспоминание, ее голосок заставляет мое сердце трепетать.
- Смотрите! Это же он! - воскликнул ласковый голосок, и я почувствовал как чьи-то силуеты обступили меня, касаясь меня руками, скользя пальцами по моей осанке. Теплые прикосновения холодных рук.
Я увидел их лица, и что-то пронзило меня, до боли родное, щемящее и забытое.
- У нас есть несколько жихней. Мы начинаем одну, потом заканчиваем, бросаем вторую, завязываем третью. Ты что-нибудь помнишь о прошлых своих жизнях? - вывел меня из воспоминаний ласковый голосок.
- А... да... Я помню тебя. Я помню твою улыбку. - На этих словах девочка засмущалась, но я все равно продолжал, - я помню белые цветы, я помню сочную траву, я обнимаю ее и мну в своих объятьях... - тут я глубоко вздохнул, словно пытаясь снова ощутить вкус свежей травы.
- Она сладкая! - вплел веточку в мои воспоминания ласковый голосок, - когда держишь ее в зубах, она сладкая и царапается.
- После дождя... - добавил паренек, который сидел, вместе с нами, в нашем кругу.
- Значит ты помнишь... - вдруг так странно взглянула на меня девочка. Взглянула и свесила голову на бок. Вдруг, беззаботно улыбнулась, вскинула брови и рассмеялась.
Смех. Так смеется девочка в моих воспоминаниях.
- О чем ты сейчас думаешь? - спросила она меня, с любопытством заглядывая мне в глаза.
- О детстве, - задумчиво произнес я в ответ,- словно, о другой жизни. О чьей-то, но не моей. мне так обидно. В поисках себя, я растерял все, что меня слагало.
- А ты помнишь? А ты помнишь себя? - не унималась девочка.
Я держал в руках измятые листы, потрепанные тетради, старые фотографии, я держал в руках слепящий солнечный свет, синюю луну за деревянным окошком. Я держал в руках потускневшую лампу над моей кроватью, исцарапанные стены и вечносырые улицы, зеленые листья над моей головой, синее небо в глазах, свое отражение в лужице, руку матери, морщины отца, липкие фломастеры, ножницы и все что вырезал из себя, разобрал по кусочкам и чем отгородился от мира, я держал в руках кусочки, осколки, шероховатость дивана, мягкость подушек, тишину ванной, я держал в руках своих солдатиков, погибших, воскресших, трусливых и смелых, свои рисунки, свои странные рисунки, не те чистые листы бумаги, что окружают меня, а мои живые рисунки, пропитанные жизнью, моим детством. Все чувства, все запахи и краски, сжавшиеся в комок моего некогда детского сознания, рассыпались и растаяли. А помню ли я себя? Знаю ли я себя? Смогу ли я еще вдохнуть столько жизни в бумагу, в чернила, в пластмассу? Смогу ли я еще вдохнуть жизнь в пластмассу своего тела? В пластмассу своего сознания...
- Смотрите! Это же он! - воскликнул ласковый голосок, и я почувствовал как чьи-то силуеты обступили меня, касаясь меня руками, скользя пальцами по моей осанке. Теплые прикосновения холодных рук.
Я увидел их лица, и что-то пронзило меня, до боли родное, щемящее и забытое.
- У нас есть несколько жихней. Мы начинаем одну, потом заканчиваем, бросаем вторую, завязываем третью. Ты что-нибудь помнишь о прошлых своих жизнях? - вывел меня из воспоминаний ласковый голосок.
- А... да... Я помню тебя. Я помню твою улыбку. - На этих словах девочка засмущалась, но я все равно продолжал, - я помню белые цветы, я помню сочную траву, я обнимаю ее и мну в своих объятьях... - тут я глубоко вздохнул, словно пытаясь снова ощутить вкус свежей травы.
- Она сладкая! - вплел веточку в мои воспоминания ласковый голосок, - когда держишь ее в зубах, она сладкая и царапается.
- После дождя... - добавил паренек, который сидел, вместе с нами, в нашем кругу.
- Значит ты помнишь... - вдруг так странно взглянула на меня девочка. Взглянула и свесила голову на бок. Вдруг, беззаботно улыбнулась, вскинула брови и рассмеялась.
Смех. Так смеется девочка в моих воспоминаниях.
- О чем ты сейчас думаешь? - спросила она меня, с любопытством заглядывая мне в глаза.
- О детстве, - задумчиво произнес я в ответ,- словно, о другой жизни. О чьей-то, но не моей. мне так обидно. В поисках себя, я растерял все, что меня слагало.
- А ты помнишь? А ты помнишь себя? - не унималась девочка.
Я держал в руках измятые листы, потрепанные тетради, старые фотографии, я держал в руках слепящий солнечный свет, синюю луну за деревянным окошком. Я держал в руках потускневшую лампу над моей кроватью, исцарапанные стены и вечносырые улицы, зеленые листья над моей головой, синее небо в глазах, свое отражение в лужице, руку матери, морщины отца, липкие фломастеры, ножницы и все что вырезал из себя, разобрал по кусочкам и чем отгородился от мира, я держал в руках кусочки, осколки, шероховатость дивана, мягкость подушек, тишину ванной, я держал в руках своих солдатиков, погибших, воскресших, трусливых и смелых, свои рисунки, свои странные рисунки, не те чистые листы бумаги, что окружают меня, а мои живые рисунки, пропитанные жизнью, моим детством. Все чувства, все запахи и краски, сжавшиеся в комок моего некогда детского сознания, рассыпались и растаяли. А помню ли я себя? Знаю ли я себя? Смогу ли я еще вдохнуть столько жизни в бумагу, в чернила, в пластмассу? Смогу ли я еще вдохнуть жизнь в пластмассу своего тела? В пластмассу своего сознания...